Накануне 23 годовщины взрыва на Чернобыльской АЭС знаменитости рассказали о том, какими для них были первые дни трагедии.

     «Мы были молодые и здоровые, а сейчас — тысяча болячек. Но держимся. Боль рождает терпение, терпение — надежду, надежда — любовь к жизни. В эту пятницу меня ждет операция или облучение. Но в четверг я буду петь на сцене», — рассказывает экс-жительница Припяти, ныне киевлянка, 64-летняя Анна Кострыгина.

     В это воскресенье — 23-я годовщина взрыва на ЧАЭС. В такие дни принято вспоминать ликвидаторов, тех, кто без преувеличения работал в самом пекле. Но были и те — а их более 50 тысяч человек, — которым пришлось покинуть родной город и начинать жизнь с нуля. И это испытание не меньшее. «Все, что я взяла с собой во время эвакуации, — коляска и сумка с пеленками. Думала, вернусь. Мы жили в километре от реактора, но были уверены: это в Хиросиме может быть что-то не так с атомом. Не знали о мерах предосторожности, лишь позакрывали окна», — вспоминает глава клуба бывших припятчан «Земляки» Тамара Красицкая. Несколько дней после ЧП многие ходили в «пропитанной» радиацией одежде — другой-то ведь не было.

     До сих пор «чернобыльцы» с болью вспоминают первые дни после взрыва — многих вывезли лишь в близлежащие села, а там сами ходите по дворам и ищите кров, сами добирайтесь до Киева, где обещанное жилье им выдали только осенью. Тем, кого с детьми отправили в Евпаторию, ждало новое испытание: жизнь в коридорах — там было много эвакуированных. После таких мытарств люди, естественно, нуждались в поддержке. И ее им дала Тамара Леонидовна. В Припяти она работала во Дворце культуры, организовывала праздники для горожан. И оказавшись в Киеве, направила свой организаторский талант на помощь бывшим землякам: помогла найти соседей, близких — ведь большинство тогда разъехались по всему бывшему Союзу, — приглашала для них психологов, да и сама поддерживала морально.

       Ныне «Земляки» помогают «чернобыльцам» с лечением за границей. Обустроили в столице оздоровительный центр (любопытно, что деньги на него выделили японцы) и особо уже не ждут поддержки от государства. Так же лишь на себя надеется и Виктор Гайдак, 69-летниий ликвидатор: «Правительство о нас раз в год вспоминает». Он пережил два инфаркта, но не сдается: бегает, плавает в Днепре и учит молодежь ездить на мотоцикле, на котором некогда гонял сам.

      «Сейчас в центре Чернобыля кажется, что аварии не было: магазины работают, на церкви — золотые купола. Никакого особого разрешения на въезд не надо, оставляешь права или паспорт на КПП», — говорит Петр Токарчук, Он, как и другие «бывшие», ежегодно на 9 мая едет на свою Родину, чтобы навестить могилы родных, посмотреть на свой дом. Но многие «чернобыльцы» и припятчане и не думают о том, чтобы навестить некогда родные места. «Дочка порывалась туда поехать, но я не пустила. Там все чужое. Я говорю, что она родилась в несуществующей стране, в несуществующем городе», — вздыхает Красицкая.

     В тот день наш театр гастролировал в Болгарии. У нас, артистов, были разные приемы на уровне тамошних обкомов. Болгары шушукались, что под Киевом что-то случилось, и что-то плохое. Вернулись мы 1 мая. В память врезался сильнейший ветер на вокзале и леденящий страх. Казалось, такого никогда не было. Я узнал, что моя жена с детьми уже в Карпатах. Мой тесть успокаивал ее, мол, то все сплетни, у вас же в Киеве правительство, и если бы что-то случилось серьезное, вас бы предупредили. А сам вечером послушал «Голос Америки». Уже через несколько дней мы от райкома давали концерты для ликвидаторов в 10 км от реактора. Смешно так: сидят перед тобой зрители в халатиках, масках, шапочках. Нас тоже хотели так одеть, но мы отказались. Пили потом горячее вино, которое именно горячим и продавалось в Киеве. И ждали, когда у кого отпадет нога, рука.

     Мне больше запомнилось не 26 апреля, а 1 мая 1986 года. Я помню улицы, на которых не было детей, и то настроение, которое витало в воздухе, то ощущение опасности. Радиация схожа с терроризмом — враг вокруг, ты не знаешь, откуда он набросится, и не можешь спрятаться. В те годы я работала в Киеве в газете «Комсомольское знамя», и в редакции вдоль столов стояли ящики с «Каберне», у двери лежала мокрая тряпка, которой постоянно протирали пол. Тогда казалось, что на тело, словно невидимый снег, опускается радиоактивная пыль. Чуть позже поехала в Чернобыль, мне даже разрешили забежать на минуту в реактор.

      Радиометр звенел, а в самом сердце катастрофы сидел человек и ругался матом из-за того, что у него нет нужного инструмента. Через 13 лет я вновь была в Чернобыле.      Ездила по окрестным селам. Общалась с дедушкой и бабушкой, которые жили вдвоем в заброшенном селе и чувствовали себя хозяевами всего мира, олигархами.

     Запомнились и люди, которые говорили: «Мы свою землю очистим, шапками вынесем отраву».

     27 апреля я судил футбольный матч. Я вообще профессионально занимался футболом. Матч проходил на левом берегу. Транспорт не работал. Позже мы узнали, что его мобилизовали для вывоза припятчан. Так что на стадион я шел пешком аж с правобережной части Киева. Уезжать и мысли не было, ведь информации было мало и я не понимал, насколько все серьезно.